Единичный случай в отечественной жанровой литературе – сборник нашего современного чистого хоррора, выпущенный post mortem автора. Владислав Хазиев родом из Уфы, а псевдоним взял в честь Женевского озера, где пару веков тому прошёл первый конкурс на звание лучшей страшной истории. Тогда победила Мэри Шелли с романом о чудовище доктора Франкенштейна, и там же, на берегу озера, впервые чёрными, как колодцами, глазами взглянул на мир хоррор как литературный жанр.
В литературе ребёнок он нелюбимый и едва ли не гонимый, но выживает и приспосабливается к любым условиям. Среди поэзии и интеллектуальной прозы, фантастики и реализма хоррор незаметен, но впитывает в себя родовые признаки других жанров, отражает в себе все колебания в социуме и безжалостно выставляет на всеобщее обозрение потаённые страхи, тайные мысли и дурные дела, память о которых люди предпочитают хоронить. Авторы страшных историй отличаются от авторов фантастики и фэнтези, этих сводных братьев, тем, что запускают в реальность текста чудовищ не для того, чтобы герои повествования их обязательно победили. Счастливый финал для хоррора скорее насмешка, чем истинная мораль истории. Чудовища в настоящей литературе ужасов – будь это монстры из непознаваемого мрака, маньяки или бесплотные эманации зла, отравляющие мысли и души, – служат в качестве напоминания зыбкости границ вещественного мира. Не всё можно взвесить, объяснить, подвергнуть анализу или подвести под некую связную модель или мораль. Иногда нечто происходит и всё. Причина настолько далека и глубока от момента явления в человеческом мире, что смысл разгадки отсутствует. Страх всесилен и далеко не всегда это – эмоция, какой можно управлять при наличии силы воли, мужества и прочих смешных вещей. Страх и трусость – две полярные величины, страх учит быть готовым ко всему, видеть во всём истинные формы, сокрытые под хрупкими личинами обыденности, но к паранойе это не имеет никакого отношения.
У Владислава Женевского страх и красота ужаса жили в крови, видимо, всю жизнь – короткую, но наполненную тьмой, где он видел свет. Он отвёл себе роль того, кто сдёргивает покрывало внешней пристойности со всего, по чему привычно и скучно скользит взгляд людей. У его ужаса нет границ – временных и географических. Рождённые им страхи приживаются в любой обстановке – среди уральской глухомани и в Париже времён Коммуны, в лубочном немецком городке и грязном общественном туалете. Его монстры терпеливы и подобны медленно текущему потоку лавы, готовы ждать десятки лет в подвале дома, среди лесных трав и цветов, в ульях диких пчёл или даже в собственном отражении человека.
Чуть более 30 лет отведено было тому, кто мог стать фигурой, подобной Стивену Кингу. Старик из Мэна сделал для хоррора невозможное – заразил исцеляющим страхом всю планету и вытащил жанр из числа откровенных изгоев, показав, что социальная проблематика и монстры под кроватью, глубокая психология и смертельные встречи с чудовищами хорошо дополняют друг друга. Владислав для русского хоррора может стать Самантой Смит. Маленькая американка в разгар холодной войны между двумя сверхдержавами протянула руку дружбы «красным варварам», а её преждевременная смерть сблизила два народа больше, чем вся политическая ложь. С Женевского начался большой тектонический сдвиг в отечественной жанровой литературе, он протянул руку читателям, убедив их в том, что не стоит бояться хоррора и бояться быть уличённым в его чтении. Проект «Самая страшная книга» детище не его, но Парфёнов М. С., родитель и идеолог ССК, называет Владислава своим даже не другом, но братом. Как братья Винчестеры поклялись истреблять нечисть, пока живы, так и восторг от хоррора, который разделяли Парфёнов и Женевский, помог первому вернуть в хорошую литературу чудовищ, понемногу избавляя жанр от нечистого духа. Антологии из серии «ССК» – лучшее, что случалось с жанром в России за век точно. Благодаря стараниям Парфёнова любители хоррора теперь имеют возможность своими глазами увидеть, как в короткой форме из чистого ужаса появляется большая литература. В крови и ошмётках инородной плоти, в желчи и осколках человеческой цивилизации она ползёт даже не на свет, а на запах жизни. Пока в голове читателя из клубов мрака проявляются чудовища Женевского, его рассказы прокрадываются прямиком в душу и остаются там.
Владислава Женевского не стоит рекомендовать всем без разбора поклонникам творчества Стивена Кинга. Хоррор – это не только Стивен Кинг и уже не Стивен Кинг, ставший прижизненным классиком. В сборнике рассказов Женевского живут холодный ужас По, голодные глаза монстров Лавкрафта, смертная романтика Бодлера, кровавые пиршества Баркера, сюрреальность Геймана, убийственные образы Мьевиля и надмирная тоска всей русской классики минувших веков – от Толстого до Булгакова, от Тургенева до Лермонтова. Это просто очень красиво, как может сиять прозрачная плоть мертвеца на фоне кафельных стен морга, потому что смерти нет, и каждая новая форма бытия открывает новые грани страха, а страх прекрасен и безграничен.
В качестве бонуса в сборнике приводится текст доклада «Хоррор в русской литературе». Владислав сделал его на Петербургской фантастической ассамблее в 2011 году специально для любителей жанра ужасов. Подобно программной статье Лавкрафта «Сверхъестественный ужас в литературе», это выступление даёт представление обо всех знаковых и заметных авторах – как классиках, так и наших современниках, кто достиг успеха в миссии возвращения хоррора из подполья. Серия «ССК» продолжает развиваться: после «Запаха» выйдет тематическая антология «13 ведьм», а там и время «Самой страшной книги – 2017».
Комментариев: 0 RSS